НУРАНИ
Модная индустрия — это особый мир. С одной стороны, все, что рисуют дизайнеры, воплощают портные и мастера фурнитуры, наконец, демонстрируют модели, предназначено для того, чтобы люди это покупали.
Но не секрет: порой во время «недель высокой моды» на подиуме демонстрируют такие фасоны, которые вне этого самого подиума надеть будет весьма затруднительно.
А порой даже профессиональной модели не удается с должной степенью изящества и профессионализма продемонстрировать платье с каким-то сверхсложным «архитектурным кроем».
Вот и случаются казусы, когда даже раскрученные модели под прицелом фотокамер внезапно спотыкаются на необычной формы каблуках или оказываются «слегка раздеты».
Несколько лет назад нечто похожее произошло во время Недели высокой моды в Индии. Здесь демонстрировались произведения не только ведущих мировых кутюрье, но и местных дизайнеров, причем не всегда раскрученных. И именно во время показа работ местных дизайнеров у одной из манекенщиц внезапно упала верхняя часть платья весьма сложной конструкции.
Кое-кто из индийских политиков попытался разжечь вокруг этой истории нешуточный политический скандал, заявив, что демонстрация, как бы это помягче выразиться, обнаженной женской груди противоречит местным правилам приличия и культуры, и обвинил организаторов Недели моды в том, что те прибегли к столь низкопробному трюку исключительно ради того, чтобы повысить популярность своего мероприятия. Организаторы fashion show эти обвинения категорически отвергли.
Во-первых, подчеркивали здесь, для того, чтобы использовать подобный казус «в целях привлечения внимания», следовало заранее предупредить потенциальных гостей: на 32-й, скажем, минуте показа у одной из манекенщиц получится «нечаянный топлес». Во вторых, подобные казусы время от времени случаются.
В-третьих, уж на что, а на недостаток популярности «неделям моды» жаловаться не приходится. Но с самым примечательным комментарием выступила одна из манекенщиц. Модель не без понятного раздражения заявила, что не мешало бы построже отбирать фасоны для демонстрации. Потому как сегодня любая домохозяйка может объявить себя дизайнером.
Если модель и преувеличивала насчет возможности каждой кухарки или домохозяйки объявить себя дизайнером, то ненамного. Достаточно вспомнить, как жены олигархов на Рублевке писали на своих визитках «дизайнер интерьеров».
Казалось бы, прослыть экспертом-экономистом куда сложнее, чем «дизайнером интерьеров» или даже «дизайнером одежды». Но и здесь, как выяснилось, возможны варианты. В серьезную корпорацию, а тем более в госструктуры не возьмут, зато в «гражданском обществе» могут принять с распростертыми объятиями. И если гламурной дамочке с Рублевки можно и не доверить оформление интерьеров своей квартиры, то вот отмахнуться от мнения «эксперта-экономиста» как-то не получается. Особенно если этот эксперт выступает с вполне убедительными, по крайней мере на первый взгляд, выкладками, да еще на остросоциальную тему.
Уровень бедности — пример прямо-таки классический. По официальным данным, в Азербайджане уровень бедности — 5% с небольшим. Однако эксперты, прежде всего близкие к оппозиционным кругам, периодически выступают с шокирующими заявлениями: на самом деле уровень бедности в несколько раз выше! Официальные данные не отражают реальной картины! Власть «лакирует» статистику! В действительности все куда хуже! Аргументы? Доказательства? Чем-то похожим в оппозиционных кругах себя не утруждают. Но кое-кто готов внимать этим разговорам, как мифическим сладкоголосым сиренам. А те, кому «за», обязательно еще и добавят: «Вот в советские годы такого не было! Да, не было богачей, но и бедных не было!»
Только вот…
Прежде всего, согласимся: бедность — такое явление, где и одного процента слишком много. И да, такая маленькая деталь: люди, живущие за чертой бедности, есть даже в самых богатых странах. Но самое парадоксальное, что надежно подсчитать уровень бедности, как выясняется, непросто. Представления общества о богатстве и бедности — критерий не самый надежный. В популярных в дореволюционной России романах графа Салиаса, если верить советскому писателю-детективщику Юрию Кларову, жизнь в бедности могли описать как «бедная четырехкомнатная квартирка, одна единственная горничная и одна кухарка». А в советские годы не редкостью были оценки в стиле «Они хорошо жили, каждый день дома мясной обед…»
Проще всего взять за основу вроде бы объективные данные: средние зарплаты, пенсии и т.д. А еще эффектнее сравнивать в СМИ пенсии и зарплаты в разных странах.
Но это в теории. А на практике одна и та же сумма в долларах или евро в разных странах подразумевает совершенно разный уровень благосостояния — с учетом цен, коммунальных платежей, стоимости жилья и т.д. Пенсионеры в оккупированном украинском Крыму, те самые, которым премьер-министр Медведев заявил: «Денег нет, но вы держитесь!» — пример классический.
Именно им адресовал свой комментарий Константин Боровой: «По делу надо было бы предложить пенсионерам прослушать курсы по экономике. Или хотя бы предложить прислушиваться к неподкупленным экономическим экспертам. Очень полезно для выживания. Главным соблазнительным аргументом для пенсионеров перед присоединением Крыма была возможность получения московских пенсий. Пенсии переводились из рублей в гривны. А потом в количество продуктов, которые можно купить в магазинах, торговавших еще украинскими товарами, — напоминал он. — Все эксперты говорили: Получите московские пенсии — получите московские цены. Или цены будут даже выше. Новая арифметика оказалась печальнее».
Поэтому экономисты советуют: суммы средних зарплат в долларах или евро надо бы соотносить с их реальной покупательной способностью на местном рынке. И уже с учетом местных цен составлять минимальную потребительскую корзину.
И вот тут начинается самое примечательное. Потому как ясности, что же в эту «корзину», точнее, в минимальный или средний потребительский список, должно входить, у «широких общественных слоев», как выясняется, нет. У общества оказались потеряны социальные ориентиры. И произошло это в те самые «благословенные» советские годы, когда в сознании укоренился стереотип «в государственных магазинах все должно быть доступно для всех».
Впрочем, на самом ли деле в СССР «все было доступно для всех», вопрос, скажем так, требующий прояснения. Это, может быть, для кого-то новость, сенсация и вообще шокирующее известие, но за все годы существования СССР со всеми его Госпланами, Госстатами, Госснабами и т.д. никто не удосужился определить для советского гражданина «минимальную потребительскую корзину» и подсчитать, сколько эта самая минимальная потребительская корзина в СССР стоит, каков в стране победившего социализма реальный уровень жизни, какой доход на человека или на семью составляет черта бедности и какой процент населения живет ниже этой черты. Считалось, что бедности в СССР нет и быть не может, а значит, и подсчитывать необходимости нет. Но это в идеологических «установках». А на практике все было немного иначе.
Просто в восьмидесятые годы, когда перестройка уже началась, но ее социальные последствия еще не наступили, в Москве все-таки рискнули определить, какой процент семей в столице СССР в состоянии удовлетворять «разумные потребности». То есть, посещать театры, выезжать летом в отпуск на курорт, наконец, приобретать фрукты и овощи с рынка. В Москве, где уровень жизни был повыше, чем в остальном СССР, таких семей оказалось… 6 процентов.
Другое дело, что советская пропаганда и прямо, и окольными путями убеждала: бедности в СССР нет и быть не может, а все, что продается в магазинах по «государственной цене», должно быть по карману всем и каждому.
Правда, эта самая пропаганда умалчивала о другом: приобрести что-либо по демократичным советским ценам было затруднительно.
Пустые прилавки, продажа «дефицита» через задние двери магазинов и уже не по «государственным» ценам и действительно заполненные товарами по низким ценам номенклатурные «спецраспределители», где отоваривались сотрудники партийно-советских органов и члены их семей — обо всем этом газета «Правда» не писала в своих передовых статьях тогда и не любят вспоминать ревнители «совковых идеалов» сегодня. Но вот убежденность, что все товары в «государственной торговой сети» должны быть по карману всем, сидит в подсознании носителей «совкового менталитета» крепко.
В том числе, вернее, прежде всего в отношении такой обыденной вещи, как продукты питания. Супердорогие ювелирные украшения и «навороченные» автомобили «постсовковое» сознание со скрипом, но все же принимает. Одежду «от кутюр» — куда ни шло (хотя ворчание «на кого рассчитаны эти магазины, если мне эти платья и кофточки не по карману!» — тоже не редкость). Но вот продукты питания — уже никоим образом.
Особенно на фоне неотразимого, казалось бы, аргумента «если человек вынужден экономить на еде, значит, он бедный». Только вот этот, пардон, «совковый вывих сознания» заставляет с известным скепсисом воспринимать даже «бесспорный аргумент», скажем так, с поправкой на особенности менталитета.
Для начала откроем страшную тайну: еда в нашем мире разная. И стоит она тоже по-разному. Более того, далеко не все продукты питания можно отнести к «товарам первой необходимости» — достаточно вспомнить хрестоматийных лобстеров или паштет из фуа-гра. Наконец, даже в одной и той же, как говорят специалисты, «группе товаров» есть тонкости. Вот, например, такой обыденный продукт, как мясо. И не какой-нибудь экзотической дичи, а самая обычная говядина. Но… один бакинский супермаркет предлагает своим клиентам аппетитный кусок аргентинской говядины, который так и просится в духовку на роль ростбифа. Кусок вырезки аргентинского бычка весом в 2 кг обойдется покупателю… в 200 манат с лишним.
А на соседнем прилавке в этом же магазине предлагают мясо, в том числе телячью вырезку, в несколько раз дешевле. Правда, она уже будет не аргентинской и не премиум класса, но тоже нежной и вкусной. И вот как-то очень легко представить себе, что не только хрестоматийный «неимущий пенсионер», но и человек, который может позволить себе вывезти семью летом на отдых куда-нибудь в Анталью, подарить жене на день рождения золотые сережки и приобрести сыну навороченный планшет, аргентинскую вырезку премиум-класса за двести манат с лишним к семейному обеду вряд ли купит. И что же — записывать его в бедняки? Или все-таки выражение «экономить на еде» имеет немного другой смысл?
И, возможно, на этой «совково-продуктовой демагогии» не следовало бы останавливаться слишком подробно, если бы ее не пытались приправить демагогией нефтяной. Точнее, разговорами в стиле «мы нефтяная страна, почему нефтедоллары не служат народу» и т.д. и т.п.
А вот это уже серьезно.
Воздержимся от очередного перечисления прописных истин, что далеко не любая страна, где нашли нефть, автоматически должна превратиться в некое подобие ОАЭ или Кувейта. Не станем даже говорить, что в Катаре, ОАЭ, Кувейте или Саудовской Аравии далеко не все живут в золоченых дворцах — здесь есть и трущобы, и бедняки. Не будем даже приводить статистические данные в стиле «баррель на душу населения». Просто вспомним, как еще несколько лет назад в далекой Венесуэле набирала популярность идея «боливарианского социализма».
Именно эта страна, а не Саудовская Аравия, не Россия и не Норвегия, занимает первое место в мире по разведанным запасам нефти. Цены на нефть держались на высокой отметке, нефтедоллары исправно текли в казну, и тогдашний президент Венесуэлы Уго Чавес провозгласил: пусть нефтяные деньги служат народу! За счет нефтедолларов щедро финансировались социальные программы, казалось, еще немного — и в стране наступит рай. Но… нефтяная сказка закончилась.
Как выяснилось, слишком щедрые социальные программы — это как наркотик. Они производят впечатление, но получатели разного рода пособий к ним слишком быстро привыкают и воспринимают уже как должное. А значит, для достижения прежнего внутриполитического эффекта «дозу» финансовых вливаний в «социалку» требуется все время повышать. «Социальная пирамида», которую слишком помпезно назвали «боливарианским социализмом», пошатнулась еще в то время, пока цены на нефть держались на достаточно высоких отметках. Но потом, когда они «посыпались» вниз, экономика Венесуэлы просто рухнула.
Ввести «программу жесткой экономии» по примеру Греции в Каракасе не могли. Продолжать прежний курс не могли тоже. И в результате экономка страны просто развалена, инфляция бьет рекорды, полки магазинов, где государство пыталось регулировать цены, пусты, преступность превысила все мыслимые и немыслимые пределы.
А тем временем СМИ передали из Венесуэлы шокирующее сообщение. В местном штате Карабобо отец и сын убили подростка, а потом частично съели его тело. После ссоры из-за денег мужчины ударили 17-летнего соседа трубой по голове. Спор произошел из-за суммы в 500 тысяч боливаров. По курсу «черного рынка» это чуть больше двух долларов. И это реальная цена и «нефтяного популизма», и человеческой жизни, если этим популизмом слишком уж увлечься.