Александр ХАКИМОВ
В последнее время много говорят об угрозе возникновения войны. Как говорил персонаж одного широко известного фильма, «война — это не покер, войну нельзя объявлять, когда вздумается». Собственно, так оно и есть.
Иногда войны начинаются совершенно внезапно, когда их не ожидают. Иногда началу боевых действий предшествует серьезная «артподготовка» в СМИ, и тогда война становится не такой уж и неожиданной — мол, давно говорили, предупреждали… А бывает так, что угрозы и предупреждения сыплются, как из рога изобилия, а война… война так и не начинается.
Известно, что макромир есть отражение микромира; иными словами, мотивы и действия, совершаемые огромным количеством людей и группой стран, вполне можно проследить и понять, изучив мотивы и действия одного-двух человек. В их действиях отражаются масштабные, глобальные события, подобно тому, как в капле воды отражается океан.
Мудрено? Могу пояснить на примере из собственной жизни.
Это было в Баку, еще до Национального спасения, во времена, которые сейчас принято называть «лихими девяностыми». Я тогда работал в одном из Институтов системы Академии Наук Азербайджана (не будем уточнять, в каком именно — чтобы не быть несправедливыми к другим институтам, в которых могла произойти точно такая же история…). Институту, о котором идет речь, принадлежал сад площадью в восемь гектаров; в центре сада стояло здание самого Института. И в дневное, и в ночное время территорию стерегли два охранника — один в вестибюле здания, другой — у ворот в сад.
Прежде эту функцию исполняли полицейские, но потом они стали Институту не по карману, и от них избавились. А это означало, что впредь все заботы об охране Института и прилегающей территории ложились на плечи сотрудников. Так оно и вышло. Комендант назначал двоих сотрудников, один из которых должен был караулить вестибюль, другой — ворота. Первого выбирали из сотрудников более пожилого возраста, второго — из сотрудников помоложе и покрепче, ибо ворота соприкасались с внешним миром, а до вестибюля еще надо было добраться.
Но времена, повторяю, были лихие. Забор, ограждающий институтскую территорию, был чисто символической преградой, в сад мог пролезть любой желающий — как ночью, так и днем. Шпана преодолевала так называемый «забор» и пробовала на прочность старые, висячие замки на дверях складов (на складах давно уже не хранилось ничего ценного, но шпана об этом не знала, ей все казалось, что «в лабазах каменных полно алмазов пламенных»). Как-то раз один несовершеннолетний злоумышленник пробрался, выломав окно, в лабораторию, в которой я работал; лаборатория стояла на отшибе, дело было рано утром, в предрассветные часы; чертенок прихватил с собой все, что сумел найти впотьмах — лабораторные весы (на кой черт они ему?) и десятиметровый шнур-удлинитель. Правда, он бросил все это, улепетывая от охранника, который услышал звук разбиваемого стекла.
Другой случай был посерьезнее. Здоровенный и наглый детина перелез через так называемый «забор» с глухой стороны, вторгся в здание Института (в здание!) в ту ночь, когда вестибюль охранял 75-летний худосочный Мамед-киши; детина, не особенно и скрываясь, выломал дверь одной из лабораторий на первом этаже и уволок на себе холодильник… А что же доблестный охранник? А он поступил в данной ситуации как настоящий восточный киши: заперся в своей каморке и не выходил оттуда до самого рассвета, вернее до самого начала рабочего дня… Почему не позвонил в полицию, спрашиваете? Ну, мобильника у Мамеда-киши отродясь не было, а городской телефон в вестибюле давно отключили за неуплату…
Скандал разразился неописуемый. Комендант сказал, что эта капля «переполнила чашку его нетерпения», и отныне в охрану назначались исключительно молодые парни и зрелые мужики; им предписывалось в паре обходить территорию Института каждые два часа…
Несколько раз мне (зрелому мужику) выпадало дежурить с Маратом (молодым парнем). И мы вдвоем аккуратно совершали ночные обходы — как и положено, каждые два часа. И не только в силу личной добросовестности, а еще и потому, что комендант время от времени проверял, как мы несем службу.
Времена, повторяю, были лихие. Мы с Маратом отлично понимали, что в ходе патрулирования можем столкнуться и с обкуренными подростками, и с отмороженными взрослыми, и даже с уголовниками. Территория, которую нам приходилось патрулировать, занимала восемь гектаров, сплошь поросла деревьями и кустарником и по ночам освещалась весьма скупо (одна тусклая лампочка у складов и другая такая же тусклая лампочка над вестибюлем, остальное тонуло во тьме). В кустах мог затаиться целый взвод злоумышленников, готовых наброситься на нас, бредущих по узенькой тропинке. Откуда им знать, что часовой есть лицо неприкосновенное?..
Нет, без оружия нам было никак.
Тут, пожалуй, не обойтись без небольшого отступления.
В лихие девяностые я не ходил по улицам без самодельного оружия.
Я с детства люблю (и умею) работать по дереву, поэтому мое оборонительное оружие было сплошь деревянным. Говоря проще, я мастерил себе дубинки. Сначала — ирландскую дубинку: она по форме похожа на грушу и прикрепляется к руке ременной петлей, надеваемой на запястье. И все бы хорошо, но такую «грушу» не сунешь в карман или в рукав, да и спрятанная за пазуху она выпирает, как одинокая молочная железа… Тогда я сделал короткую, сантиметров в сорок и толщиной с баклажан дубинку, высверлил с одного конца отверстие и залил туда свинец. Получилось довольно опасное оружие, способное, в случае чего, не только сломать руку или ногу, но и пробить голову. Я носил ее во внутреннем кармане куртки или в рукаве. Я часто думал: что сказать ментам, коли они найдут у меня при обыске этот агрегат?
Я даже подумал — не украсить ли дубинку импровизированной резьбой и не сказать ли, в случае чего, что это — деталь татарского национального костюма (ваш покорный слуга — наполовину татарин), равно как кинжал, например, является деталью чеченского национального костюма? Вот вы смеетесь, а зря. Могло и прокатить. Я хорошо помню случай, имевший место в Баку начала 80-х, когда стремительно вошло в моду, а потом столь же стремительно было запрещено каратэ. Ну, ребята все равно занимались подпольно, и необходимое снаряжение изготавливали кустарным способом.
И вот как-то раз менты остановили паренька, поздно вечером идущего с такой подпольной тренировки. У паренька были с собой самодельные нунчаки — два увесистых бруска, соединенных цепочкой. Менты спросили, что это такое. Паренек, не моргнув глазом, ответил, что это — гири от старинных часов-ходиков с кукушкой, он несет их любимой бабушке вместо испортившихся… Стражи правопорядка по незнанию поверили и отпустили находчивого паренька с миром…
Когда нам с Маратом выпало обходить ночным дозором территорию Института, я взглянул на вещи с иной, противоположной стороны. В жизни я носил с собой малозаметное, но высокоэффективное деревянное оружие. При обходе же, рассудил я, нам нужно совсем другое оружие — не такое, может быть, эффективное, зато обладающее грозным видом.
Я нашел два увесистых сука, ободрал с них кору и смастерил две… не дубинки даже, и не бейсбольные биты, столь популярные сейчас, а две ужасные на вид палицы — такие, наверное, были в ходу у пещерных людей или у каннибалов Полинезии. Длиной почти в полтора метра и толщиной с человеческую ногу. Для пущего устрашения я вбил в ударные концы обеих палиц по нескольку здоровенных гвоздей и полюбовался на дело рук своих. Да, нужно быть клиническим идиотом, чтобы полезть на обладателя такой дубины!
Я отдал одну палицу Марату и заставил его поцеловать ее, как воины целуют вверенное им оружие. И мы отправились в ночной дозор.
Очень скоро выяснилось, что наши с напарником взгляды на стратегию и тактику вверенной нам боевой задачи сильно разнятся. Марат, как более молодой и азартный, предлагал двигаться бесшумно и застать возможных воришек врасплох. Я, как более старший и более тертый калач, предлагал, наоборот, производить при передвижении как можно больше шума, чтобы воришки заметили нас еще издали и улизнули. Я вовсе не собирался хватать проклятых расхитителей соц… простите, теперь уже капиталистической собственности. Для хватания существует полиция. Кроме того, если воришек окажется больше и они намнут мне бока, никто из начальства не оплатит мне ни лечение, ни, в случае чего, похороны. Есть и другая опасность, сказал я. Если в пылу схватки мы тюкнем кого-нибудь из нарушителей слишком сильно, то сами превратимся из героев в преступников, ибо мы не менты, и не военные, а штатские лица, полуофициально несущие охрану объекта, и превысившие степень необходимой обороны, и вследствие всего этого будем иметь тот еще геморрой…
Все это я высказал Марату. Он поворчал, но, подумав, согласился.
И мы с ним долго еще, когда попадали в одну смену, каждые два часа обходили территорию в темноте, по узенькой тропке, помахивая дубинами, хрустя попавшими под ноги сухими ветками и дуэтом горланя всевозможные песни… Что мы только с ним не пели! От детских песен из советских мультиков до современной попсы и шансона…
Может, мне это и показалось, но несколько раз я издали видел какие-то смутные тени, шарахавшиеся в кусты… Во всяком случае, во время наших с Маратом дежурств никаких происшествий не происходило. Видимо, приближение шумных сторожей действительно отпугивало воришек, и они убирались подобру-поздорову.
Сослуживцы, прознав про все это, стали называть нас с Маратом «Том и Джерри». Мы не обижались. В то время Том и Джерри были, что называется, в тренде.
Чем все кончилось? А пришла весна, ночи стали короче и чуточку светлей, и мы с Маратом расслабились до такой степени, что выходили в дозор поодиночке и по очереди.
И тогда я смастерил для нас обоих банальную колотушку.
Помните, как выглядит колотушка, этот непременный атрибут всех ночных сторожей со времен царя Давида? Это деревяшка, отдаленно напоминающая разделочную доску, но поуже. С одного конца у нее ручка, с другого — деревянный шарик на недлинной бечевке. Держа доску перед собой, плавно встряхиваешь ее, и шарик мерно стучит то по одной стороне доски, то по другой. И я обходил дозором вверенный мне участок и помахивал колотушкой, извлекая из нее стук, а вдобавок еще тянул противным, скрипучим голосом: «Спите, жители Багдада, в Багдаде все спокойно!», подражая ночному сторожу из старого фильма про Аладдина и волшебную лампу…
Спросите — к чему я все это?
Разговор зашел о войнах. И я говорил, что иные войны начинаются стремительно и бесшумно, не успеешь чихнуть со вкусом — как одна сторона вовсю утюжит бомбами другую, ну или танки тросом стаскивают с пьедестала монумент диктатору.
А бывает, что производится как можно больше шуму и треска, а военные действия так и не начинаются…. Дай-то Бог, чтобы демонстрация грозного оружия и нарочитый шум охлаждали пыл противника и дело не доходило до серьезной драки!
Одним словом… Спите, жители Багдада, все спокойно.