Эльбай КАСИМ-ЗАДЕ, председатель правления Союза архитекторов Азербайджана, заслуженный архитектор Азербайджана, профессор
За 47 лет профессиональной деятельности эта тема осмысливалась мной сотни, а может, и тысячи раз и, если честно, порядком поднадоела. Споры о том, что было раньше — курица или яйцо, бледнеют перед нескончаемой полемикой о принадлежности профессии архитектор.
Инженер или Творец? А разве креативно мыслящий инженер — не творец? Где же грань? Вопрос очень важный! На столько, что из ответов на него вытекают серьезные морально-этические и даже правовые оценки.Сперва скажу, как думаем мы, архитекторы.
Конечно же, профессия, которую мы выбрали в далекой беззаботной юности, привлекла нас своей творческой стороной, обещающей лавры зодчего, созидателя. Слава античных архитекторов — главных строителей, создавших великий Парфенон, заманчиво блистала в перспективе творческого пути.
Быть приближенными к касте зодчих, живших при египетских фараонах и состоящих в ранге священных жрецов, — вот что привлекало нас в той далекой юности. Тогда мы еще не знали, что за очень хорошую архитектуру в иные времена выкалывали глаза и отрубали головы, чтоб не повадно было где-то повториться.
Мы еще не знали, что безудержный технический прогресс и возведение культа прибыли на высоченные пьедесталы поспособствуют уничтожению продукта творчества и приведут оценку его, как товар, а не плод бессонных ночей и поиска в муках.
Но теперь мы все это знаем. И почему-то нам совсем нерадостно.
Уже много раз вспоминали, что человек рождается и умирает в архитектурной среде. Уже много раз говорилось о том, что архитектура, как ни один иной род творчества, безгранично влияет на формирование человека. На его здоровье, на его вкус, на его культуру, на его мораль и идеологию, на его патриотизм.
Да, да. Патриотизм. Ибо азербайджанец, не гордящийся Девичьей башней, мавзолеем Моминеханум, усыпальницей Гюлюстан, Джума мечетью в Шамахе, седыми стенами Ичери шехер, не может быть патриотом. Не может любить свою землю, не любя и не почитая того, что на ней возведено. А любя все это, не может, воздавая хвалу правителям, повелевшим создать это благолепие, не помянуть добрым словом его творца, не выказать уважение его труду и восторг его таланту.
В современном Азербайджане архитектурная профессия наделена вниманием первых лиц государства — президента Азербайджанской Республики господина Ильхама Алиева и первого вице-президента госпожи Мехрибан Алиевой. В печати, по телевидению и в других средствах массовой информации повседневно освещаются знаковые события, связанные с изменением облика городов страны, обогащением их архитектурного убранства и отношением к этому первых лиц страны.
Основы этой политики или скорее этой любви к архитектуре заложены выдающимся азербайджанцем Гейдаром Алиевичем Алиевым, беззаветно преданным нашей профессии и сохранившим с молодых лет свое отношение к ней. Он так же, как мы в юности, увлеченный великими произведениями зодчих Нахчыванской школы архитектуры, мечтал о творческих свершениях. Жизнь распорядилась несколько иначе. Дорога, по которой он шел, привела его в большую политику. Но жажда зодчества подвигла его к созданию еще большего, чем архитектурное произведение, шедевра — созданию современного независимого Азербайджана.
В семидесятые годы, возглавляя Азербайджан, Гейдар Алиевич уделял исключительное внимание формированию архитектурного облика Баку и других городов страны. Уже тогда он звал архитекторов уходить от типовых решений, применять творческую мысль, применять опыт национального наследия.
В годы правления независимым Азербайджаном он поставил перед собой задачу придания архитектуре наших городов черт современности, прогрессивности. При этом бережно, с сыновней любовью хранил историческое наследие. Сегодня эта же политика осуществляется его верными последователями.
Благодаря исключительной поддержке президента Ильхама Алиева архитектура оказалась в центре внимания государства. Причем это происходит не только в столице. Гянджа, Сумгайыт, Нахчыван, Шеки и другие города страны обогащают свой архитектурный облик новыми произведениями. Исключительное внимание первого вице-президента Азербайджана Мехрибан ханым Алиевой к сохранению исторического наследия способствовало реставрации и консервации десятков памятников архитектуры, включению целого ряда таковых в списки мирового наследия. Понимая необходимость бережного отношения к общечеловеческому культурному наследию, она способствует тому, чтобы Азербайджан активно участвовал в международных программах сохранения его и далеко за пределами нашего государства.
Порой, привыкнув к этим, заслуживающим большого признания делам, мы перестаем ощущать их исключительность. И это тоже объяснимо. Когда все хорошо, человек перестает восторгаться происходящим и воспринимает успех, как само собой разумеющееся.
Но не спешите расслабляться. Есть вопросы, еще не нашедшие своего решения. Есть еще много проблем архитектурной профессии, тормозящих ее нормальное развитие, мешающих проявлению творческой мысли. Одной из них является архитектурная школа.
С древнейших времен архитектурная школа Азербайджана славилась своими мастерами, о которых мы, к сожалению, знаем недостаточно много. Есть разрозненные сведения о мастерах, воспитанниках Тебризской, Нахчыванской, Ширванской школ архитектуры, создавших великолепные творения далеко за пределами своей родины, в странах Ближнего Востока, Европы, Индостана. Мы обязаны знать их имена, иметь список их произведений и представлять их в сокровищнице национальной культуры. Это, несомненно, поспособствует поднятию уровня современной азербайджанской архитектурной школы.
Следует признать, что в погоне за индустриализацией и новыми технологиями мы позабыли о творческом начале профессии. Мы забыли, что есть понятие ручной труд архитектора, который сегодня в ряде развитых стран оценивается значительно выше.
Сегодня серьезные заказчики архитектуры в Англии, США, Японии, Италии проект, сделанный не вручную, даже обсуждать не станут. Наши архитекторы забыли про этот труд. Творческий процесс у большинства из нас заменен конструированием архитектуры из элементов «библиотеки» компьютера. Мы перестали в полной мере оценивать неповторимость и изящество линий, проведенных рукой, которая связана с человеческим мозгом, преодолеть творческие возможности которого не может ни одна машина.
В большинстве проектов напрочь отсутствует пластика, и единственным отходом от простого пересечения прямых линий становится циркульная округлость оконных проемов. Многие не умеют графически построить традиционную для нас стрельчатую арку. Все это отразилось на нашей архитектурной школе, точнее — на продукции школы, на молодом поколении архитекторов.
Основополагающим образовательным предметам, таким, как архитектурная композиция, основы архитектурного проектирования, история архитектуры и история искусств, призванных формировать духовное начало творца, стало неуютно под натиском всевозможных информативных и ай-типотоков, которыми пестрит программа архитектурного образования.
Самое опасное для будущего архитектурной профессии — это почти паталогическое неумение рисовать и чертить вручную. В результате это приводит к атрофии способностей и самого желания включать в процесс творческую мысль.
Приведу пример.
В год нашего поступления в институт по плану приема было отведено 25 мест в русской группе и 25 мест — в азербайджанской. Это был 1966 год, когда, если кто помнит, произошел школьный выпуск и 10-х, и 11-х классов одновременно. Конкурс был достаточно высок. Критериями для поступления на архитектурный факультет были оценки по двум основным экзаменам: рисунок и черчение.
Рисовали тогда не трилистник и не орнамент, как сейчас. Мы рисовали голову Сократа, одну из сложнейших портретных голов. А чертили греческую амфору с огромным количеством сопряжения кривых и сбитых центров. Чертили тушью. Оказалось, что и в русском, и в азербайджанском секторах количество получивших 5+5 зашкаливало за пределы лимита 25 мест.
Вследствие этого было получено право открытия еще по одной группе в обоих секторах. И даже при этом часть абитуриентов, получивших 5+4, все равно остались за стенами института. Это было отношение к архитектурной профессии. Это был критерий, образовавший творческую основу профессионалов старшего поколения. Да, мы сдавали и математику, и физику, и литературу. Но все это было вторично. Во главе поставленной задачи стояло обладание божьим даром — талантом рисовать и чертить.
Сегодня соискатели мест в архитектурных школах в первую очередь сдают единые тесты. После сдачи, после подсчета баллов определяют, в какой вуз идти. И некоторые, только потеряв надежду попасть на выбранную профессию, приходят к нам рисовать и чертить, не имея зачастую даже представления, как это делают. Благо, оценки за эти экзамены большой роли не играют. В результате некоторые студенты имеют весьма абстрактное представление даже о карандаше.
А я помню, как мою соседку на вступительном экзамене по рисованию удалили из зала только за то, что она пришла с химическим карандашом. Педагоги сочли это оскорбительным неуважением к профессии. Конечно, есть и талантливые студенты, готовившие себя к творчеству. Сберечь в них это стремление и талант, данный Богом, можно только развивая их природные данные, а не подавляя их ограниченными возможностями компьютерной графики.
Приведу пример похуже.
Оказывается, есть высшие школы с архитектурным образованием, при поступлении в которые рисунок и черчение вообще не сдаются! Во как! Интересно, можно поступить в Музыкальную академию, не зная нот или не владея умением играть на каком-либо инструменте? Можно стать актером, не умея читать стихи или монологи?
Все эти, на первый взгляд, мелочи порождают не только контингент «творцов» без творческого начала, но и отношение общества к профессии в целом и к истинным творцам в том числе. Например, архитектурная деятельность подлежит лицензированию, так же, как и, например, производство горюче-смазочных материалов. Я не против. Наоборот, хотел бы, чтобы процесс лицензирования стал надежным барьером на пути случайных в профессии людей. Но ведь не становится.
Обращаешься в Службу ASAN, представляешь документы по перечню, оплачиваешь госпошлину и в срок получаешь лицензию на архитектурно-проектную деятельность. Причем правила одинаковые как для заслуженного архитектора Азербайджана, так и для свежего выпускника архитектурного факультета.
Выше мы уже говорили об ответственности архитектора перед обществом. Здоровье, безопасность, вкус, патриотизм…
Во всем загнивающем,согласно коммунистической теории Карла Маркса, капиталистическом мире право на самостоятельную архитектурную деятельность предоставляется исключительно архитектурными сообществами. Кстати, сертификация во многих странах СНГ поручена союзам архитекторов. У нас таким сообществом является Союз архитекторов Азербайджана. Никто, повторяю, никто лучше архитекторов не знает архитекторов.
Мы знаем, кто мастер, кто ремесленник, кто просто жулик и не чист на руку, кому «ну просто Бог не дал», а диплом есть. К сожалению, не Боги дипломы изготавливают. С благими намерениями в свое время мы обращались в Госкомитет градостроительства и архитектуры, позднее — в Министерство экономики с предложением учитывать мнение и рекомендации Союза архитекторов о соискателях лицензии на архитектурную деятельность.
Конечно же, наступили на любимую мозоль. Нет, нам не сказали: «Мы что, сами не можем определить, кому давать, а кому нет?!»
В исключительно уважительной форме нам отвечали, что наличие нашего мнения не предусмотрено процедурой выдачи лицензии. Типа мы, архитекторы, убогие и процедур толком не знаем. При этом никто даже не намекнул на то, что идея сама по себе очень даже трезвая и что в этом направлении будут предприниматься какие-либо шаги.
Результат — сотни выданных лицензий, в том числе людям, смутно представляющим, чем заниматься. Результат — безликость и примитивность архитектурных решений порой безграмотность, за которую платит потребитель.
Есть еще один результат, как модно говорить — рыночная экономика. Само слово «рыночная» рядом с творчеством звучит оскорбительно. Невольно ощущаешь себя в одном ранге с торговкой семечками. Уравнивание потенциалов опытных мастеров и тех, кто еще и в подмастерья не годится. Уравнивание как по востребованности, так и по материальной оценке творчества.
Кстати, востребованность и материальная оценка со стороны заказчиков тоже относятся к категориям патологического характера.
Например. Проектная деятельность для государственного строительства осуществляется на тендерной основе. Таков закон. То есть государство, намереваясь строить какой-либо объект, проектирование этого объекта поручает кому-либо из архитекторов, отобранных на тендерной основе.
Если бы при этом в первую очередь оценивалось архитектурно-планировочное решение, а потом еще и оптимистичность предложенной за проект цены, можно было бы эту тему особо не обсуждать. Ан нет! В первую очередь ставится вопрос: «Хау мач мани?»
Проектировщики всегда по опыту знают стоимость того или иного проекта. В конце концов, есть ценники, пусть и не самые совершенные, на проектно-изыскательские работы, разработанные Госкомитетом градостроительства и архитектуры. К слову, в этих ценниках тоже мало что сказано про оценку творческого поиска. Была раньше стадия эскизный проект, в котором, пусть не богато, но все-таки творческий процесс оценивался. Упразднили.
Видимо, исключительно из благих намерений, дабы не напрягать проектировщиков поисками оригинальной, креативной идеи. Как известно, люди не часто делают то, за что им не платят. За исключением опеки сирых и немощных.
Так вот тендерные отборы, как правило, совершаются по предложенной цене. И это понятно. Ведь решают вопрос люди распространенной профессии менеджер, в обязанности которого и входит вопрос правильного управления финансами. А творчество, как мы установили выше, не материально, а потому и ничего не стоит.
Но Бог с ними, с менеджерами. Они не в состоянии, да и не обязаны понимать тонкости архитектурной профессии и оценивать творческую основу проекта. Так ведь финансовый принцип отбора развратил и архитекторов. В погоне за черствой и не каждодневной коркой хлеба они предлагают смехотворно низкие цены, на которые, после осуществления предусмотренных законом отчислений, и на приличные топографические и геологические изыскания-то еле хватит.
Выходит, проектирование будет выполняться на альтруистских условиях. Но ведь заказчик не сирый и, не дай Бог, не убогий. Значит, здесь что-то не так. Либо претендент на прихват заказа кривит душой и не собирается делать полноценный проект, либо просто не умеет и не понимает, какие огни, воды и медные трубы ему предстоит пройти. Ведь в стоимость проектно-изыскательских работ, как правило, входят и все пошлинные выплаты согласующих проект организаций. А их чуть ли не дюжина!
Государство выделяет средства, за которые хочет получить полноценный продукт строительного производства. Основа его полноценности — качество и профессионализм выполненного проекта, в том числе его архитектурная привлекательность.
Как квалифицировать подобную практику? Можно ли отбирать лучший из предложенных архитектурный проект по тем же принципам, по каким приобретается картофель на рынке? Даже самый дешевый картофель следует сперва осмотреть, не гнил ли? А то ведь и до дому не донести, как выкинуть придется.
А покупать дешевый проект, не зная заблаговременно, что он собой представляет, можно.Только, если за не свои кровные. Разве лучшее то, что дешево?
Кто-то из великих олигархов ХХ века сказал: «Я не так богат, чтобы покупать дешевое!»
Всему хотим у них научиться. Только не разуму! Вот и принимаем решения по недомыслию своему.
А потом, как говорится: «Стерпится — слюбится!»
Или наоборот: «Слюбится — стерпится!»
Не помню… не важно…