О.БУЛАНОВА
Сегодня исполняется 122 года со дня рождения Алиаги Вахида (Искендерова). Конечно, дата не круглая, но почему бы не вспомнить о замечательном азербайджанском поэте, оставившем такой яркий след в литературе и культуре страны? Этот след был отражен даже в топонимике Баку: именем Вахида почти 20 лет назвался самый старый и самый большой сад города — Губернаторский.
Иными словами, Вахид по праву занял почетное место рядом с Низами, Физули, Хагани и другими азербайджанскими гениями, чьи имена оказались достойными запечатления на карте столицы. Кстати, псевдоним «Вахид» означает «Единый». А это одно из имен Всевышнего — в осмыслении Чингиза Гусейнова, опубликовавшего интересное исследование относительно имен как ипостасей Всевышнего.
Псевдоним этот был дан поэту его учителем — Азером Бузовналы (Имамалиевым). Об этом факте мало кто знает, как и о стихах самого Азера, занявших весьма заметное место в классической национальной поэзии.
Любопытно вот что… Несмотря на то, что Вахид очень горячо принял советскую власть, агитировал за нее в своих ранних произведениях, искренне считая, что она принесет народу благо, власть не особо отдавала ему должное. Чтобы перечислить статьи, посвященные творчеству Вахида, хватит пальцев одной руки. А все почему? Потому что писал Вахид в основном лирические стихи. Да еще в форме газелей, классического жанра восточной поэзии, по смыслу в чем-то сходного с европейскими сонетами. Зачем советской власти газели?
«Можно, наверное, можно вовсе прожить без поэтов», — написал замечательный бард Самир Раджабов, наш современник. Можно было прожить без поэта Вахида, и его сослали. В ноябре 1941 года. Нет, не в Сибирь, не в Казахстан, не на Колыму — в Лянкяран. И называлось это официально переводом, направлением, а вовсе не ссылкой. В приказе Управления по делам искусств СНК АзССР говорится, что Вахид временно направляется на работу в Лянкяранский гостеатр. Поэт — в театр? В качестве кого? В качестве экспромтиста.
Так «высоко» оценила власть возможности творца, про которого в народе говорили, что он — поэтическая жемчужина Азербайджана. Величина на все времена, что такие таланты рождаются раз в сто лет, а то и реже. Преподнесено это было, конечно, под совсем другим соусом: для участия в концертах военно-патриотического содержания, проводимых с целью поднятия боевого духа в отдаленных районах Азербайджана. Да, Вахид был очень остр на язык, его даже называли в народе «хазырджаваб» — он на самом деле в секунды сочинял экспромты и за словом в карман не лез. Но иначе он бы не мог сочинять газели и мейхану.
Кстати, Вахид является основоположником современного жанра газелей — мейханы. До него в этом жанре так не писал никто. Имея скромное звание «Заслуженный деятель искусств АзССР», полученное в 1943 году, Вахид был поистине Народным поэтом. Этим званием наградили его обычные граждане, тот самый народ, ради которого поэты, в общем-то, и творят.
Как говорят знатоки, в газелях Вахид был равен самому Физули, непревзойденному мастеру этого жанра. Завораживающие, мелодичные газели Вахида были настолько прекрасны, что он получил прозвище «Газельхан».
О чем писал Вахид в своих газелях? Об этом очень хорошо ответил он сам — в разговоре с Сергеем Есениным. Разговор этот произошел в 1924 году. В 1924-1925 гг. Есенин с небольшими перерывами проживал в Мардакане. Однажды, будучи в Баку, Есенин хотел расплатиться в чайхане, но ему сказали, что за все уплачено. Как? Кем? Оказалось, Вахидом. Так познакомились два выдающихся поэта, и это знакомство переросло в настоящую крепкую дружбу. Вахид стал приглашать Есенина на литературные меджлисы, где читались газели.
Слушая звуки незнакомого языка, Есенин старался вникнуть в смысл нового для него жанра. Музыку стихов он понимал, но смысл ускользал. И однажды он спросил у Вахида: «Мне очень нравятся ваши стихи, но о чем они?» И Вахид ответил. Блистательно ответил: «О чем может писать поэт? О любви, жизни и смерти». Этот факт получил отражение в документальной повести писателя-публициста Гусейна Наджафова «Балаханский май».
На самом деле Вахид не ограничивался одной лишь лирикой. В его газелях находилось место патриотизму, героизму, в них очень ярко прослеживалась его гражданская позиция — и как поэта, и как гражданина. Поначалу были и сатирические произведения, в которых высмеивались различные суеверия, предрассудки и т.п., отражались социальные проблемы. Но лирика занимала, можно сказать, первое и главное место. Его газели издавались небольшими сборничками, многие из которых, к сожалению, ныне потеряны.
Писать и публиковаться Вахид начал рано — лет с восемнадцати. И сразу же завоевал популярность в народе. И это при условии, что был, в общем-то, недоучкой — медресе, которое в те времена было единственной возможностью в его среде получить образование, он не окончил (Вахид был из семьи столяра и сам был чернорабочим). Уйдя из медресе, он вступил в литературный кружок «Меджмеюш-шюара»: он быстро понял, что религиозное образование — не для него. На своем примере Вахид очень ярко доказывает, что талант к стихосложению — врожденный дар.
Этому не научишься, как пытаются это делать некоторые современные стяжатели славы, оканчивающие какие-то сомнительные интернет-курсы, где «учат на поэтов». Там тебе могут объяснить, что такое ямб и чем он отличается от хорея, научат считать слоги, чтобы не выбиваться из ритма, но если тебя Боженька в темечко не поцеловал, твои вирши будут лишь кружевом из многозначных красивых слов, но не Поэзией. А Вахида Боженька в темечко поцеловал. Вахид был блистательным поэтом! И, как все настоящие поэты, не до конца понятым. Особенно в советскую эпоху. Советский принцип жизни — уравниловка. И не только в социальном или экономическом плане, в плане культуры — тоже.
Национальные традиции в искусстве нивелировались всеми возможными способами во всех союзных республиках, а Вахид черпал вдохновение из национального поэтического наследия. Лишь потом советская власть опомнилась и стала пестовать самородков из глубинки. Желательно при этом, чтобы самородки писали по-русски. Если же по-русски они не писали, к ним «прилагался» переводчик, который иногда делал из посредственных стихов шедевры — такие случаи известны. Вахид писал на азербайджанском и какого-нибудь знаменитого поэта-переводчика ему не «выделили».
Есть, правда, несколько хороших переводов В.Портнова и других авторов, но они не дают полного ощущения всей глубины восточной поэзии, образы которой зачастую не переводятся дословно. Особенно, если основаны на игре слов, а у Вахида игра слов имела место практически во всех произведениях. Вахид, кстати, сам был переводчиком. Будучи блестящим знатоком восточной поэзии, он переводил на азербайджанский произведения таких великих мастеров прошлого, как Низами, Физули, Хафиз, Хагани, Фелеки Ширвани, Навои и других классиков, писавших на фарси — государственном языке той эпохи.
Уйдя из жизни в 1965 г. и удостоившись чести быть погребенным на Аллее почетного захоронения, Вахид довольно долго пребывал практически в забвении — но лишь у власти, народ его продолжал любить и восхищаться его творениями. И, кстати, восхищается до сих пор, что не может не радовать.
О Вахиде «вспомнили» лишь с обретением независимости. В 1991 г. на киностудии «Азербайджанфильм» режиссер Шахмар Алекперов снял фильм «Гезельхан», посвященный жизни и творчеству Вахида. В 1992 г. фильм был удостоен приза и диплома на XI Международном кинофестивале стран Азии, Африки и Латинской Америки в Ташкенте. В фильме показано детство Вахида, рассказано, как он пришел в поэзию молодым еще парнем, показаны трудности его жизни и быта, зачастую без куска хлеба, его встречи с Мирджафаром Багировым, который и направлял во времена Великой Отечественной артистов в районы и периферийные города с военно-патриотическими программами. В этом фильме были освещены некоторые интересные факты, о которых в советское время замалчивалось. Очень жаль, что этот интересный фильм сегодня полузабыт и пылится где-то на полках…
В память о выдающемся поэте были названы школа, Дом поэзии, улица в Баку и уже упомянутый сад. Кроме этого, в 1990 г. Вахиду в Губернаторском саду (будем называть его так, хотя официально он с 2009 г. носит имя Сада филармонии) установили памятник. Этот памятник уникален в своем роде, ибо среди бакинских, да и вообще азербайджанских монументов нет ничего похожего. Памятник столь же не прост, как и удивительный газельхан Вахид. Памятник сделан в виде огромной головы, словно бы вырастающей из земли. Торс, шея, волосы — ствол и ветки дерева, и в то же время это переплетение человеческих фигур.
Сложилось мнение, тиражируемое практически во всех источниках, что эти фигуры — персонажи произведений Вахида. Однако стоит приглядеться повнимательнее, и становится понятно, что все эти фигуры — символы цикличности жизни. Вот перед нами рождение ребенка, вот он растет, вот его свадьба, вот другие события, происходящие в судьбе любого человека, вот поминки… И все это расположено по кругу — от одной щеки до другой. Эта гениальная задумка пришла в голову выдающемуся и очень нестандартно мыслящему скульптору Рагибу Гасанову, у которого есть еще немало интересных творений. Архитектором выступал Санан Саламзаде.
Вообще история создания этого памятника очень интересна. Он установлен на добровольные пожертвования почитателей творчества Вахида. С.Саламзаде был одним из инициаторов установки этого прекрасного памятника и одним из спонсоров. Благодаря его настойчивости и была реализована эта идея. Еще одним спонсором был Ариф Мансуров. Сегодня памятник установлен в Крепости в маленьком скверике. Точнее, сквериком эту довольно голую маленькую площадь, часть которой еще и оттяпало какое-то кафе, назвать довольно сложно.
У многих складывается впечатление, что мэр города прибыл сюда из пустыни, и у него ностальгия по «родным просторам» песка и пыли. Иначе почему он так маниакально боится деревьев? Под зеленым шатром Губернаторского сада памятник Вахиду смотрелся более органично…
Сегодня на газели Вахида создаются музыкальные композиции, которые исполняют известные артисты. В юбилейный вечер, посвященный 120-летию со дня рождения Вахида, эти композиции звучали со сцены Дворца Гейдара Алиева. Наверняка и сегодня они будут где-то звучать — почитателей таланта Вахида, к счастью, очень много. И пусть это будет не какая-то большая сцена, а чья-то кухня, но в этом и прелесть: любовь народа к нему искренна, и не имеет значения, где читать его газели, главное — не забывать.