Э.РУСТАМОВА
В интервью Echo.аz глава Правозащитного центра Азербайджана Эльдар Зейналов рассказал, с какими трудностями приходится сталкиваться верующим в тюрьмах и в связи с чем увеличилось количество исламистов в стране.
— Что можно сказать о религиозной свободе в местах лишения свободы в Азербайджане? Позволяют ли заключенным молиться в положенные часы, согласно религиозным нормам, или верующим разрешают молиться только в их свободное время?
— Статья 13 Кодекса по исполнению наказаний (КИН) 13.1 гарантирует осужденным свободу совести и свободу вероисповедания. Они «вправе исповедовать любую религию или не исповедовать никакой религии». Но надо учитывать, что эта свобода может ограничиваться в интересах общественной безопасности, для охраны общественного порядка, здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц. Это вполне приемлемо в демократическом обществе. Применительно к тюрьме осуществление религиозных обрядов не должно нарушать режима, то есть после отбоя и до подъема заключенные должны находиться в камерах или бараках, и, соответственно, не могут посещать места для молитв, которые сейчас есть в каждом пенитенциарном учреждении. Соответственно, в ночное время намаз делать можно, но не выходя из помещения. В это время исключены и громкие призывы к молитве. Разный режим содержания может вносить свои коррективы.
Так, если осужденный находится в колонии-поселении, то ему могут разрешить выйти с ее территории и посетить близлежащую мечеть. Если же он содержится в тюрьме или следственном изоляторе, где заключенные круглосуточно содержатся в камерах, то молитвы придется совершать в камере. Это иногда вызывает недовольство, т.к. в исламе и христианстве практикуются коллективные молитвы по пятницам и воскресеньям, но приходится в таком случае считаться с режимом. Молитвенные принадлежности и книги религиозного содержания разрешается держать в камерах. В колониях же они находятся в помещениях для молитв, которые между собой заключенные называют мечетями. Некоторые из них и внешне тоже похожи на мечети.
В некоторых колониях я встречал и отдельные помещения для христиан, с соответствующим внутренним убранством. Одной из важных проблем при этом остается отсутствие постоянных священнослужителей, которые бы присматривали за порядком в таких тюремных храмах, руководили бы молитвами, принимали исповеди и т.д. Тюремные капелланы в КИН не предусмотрены, и, на мой взгляд, это огромный пробел, т.к. время, проведенное в тюрьме, может человека укрепить или сломать, в зависимости от его психологического состояния, которым занимается тюремный психолог с погонами офицера Пенитенциарной службы. В некоторых случаях молла или поп были бы более уместны.
— В 2014 году в России приняли интересный законопроект, согласно которому, заключенные могут уединиться со священнослужителями. Личные встречи предоставляются продолжительностью до двух часов. У нас практикуется нечто такое?
— У нас встречи со священниками, согласно той же статье 13 КИН, разрешены еще с сентября 2000 г. Необходимо лишь выполнение двух условий: должна быть просьба заключенных и государственная регистрация той религиозной структуры, которую этот священник представляет. Естественно, что на священника, как на любого посетителя, распространяются все требования установленного режима. Он не должен приходить после отбоя, не должен приносить с собой запрещенные предметы и т.п. К осужденным, содержащимся в одиночных камерах, дисциплинарных и штрафных изоляторах, помещениях камерного типа учреждений отбывания наказания особого режима, священнослужители допускаются с обеспечением личной безопасности. Это означает, что охранники должны иметь возможность наблюдать за встречей со стороны, хотя при этом они могут находиться на расстоянии и не слушать разговор.
Есть и такая печальная ситуация, когда человек тяжело болен и находится при смерти. В таком случае, по просьбе больного, к нему тоже могу пригласить священнослужителя для выполнения необходимых религиозных обрядов. По своему опыту работы в тюрьмах я знаю, что религиозные обряды, которые осуществляются в тюрьмах приходящими священниками, не ограничиваются лишь молитвами. Например, я знаю одного русского парня-пожизненника, который принял ислам и при этом на радость всей тюрьмы ему сделали обрезание.
— Как много осужденных отбывают наказание за радикальные религиозные взгляды?
— Точно сказать трудно, так как такой статистики официально не ведется. Но, по подсчетам нашего Правозащитного центра Азербайджана, которые основаны на официальных сообщениях прокуратуры и сообщениях из судов, на 1 ноября в следственных изоляторах, колониях и в тюрьме содержались, по меньшей мере, 439 исламистов. Для сравнения: в 2011 г. в наших списках их было 210, то есть за «пятилетку» их число выросло вдвое. Причем рост числа таких заключенных достигается не только за счет приверженцев «Исламского государства» и т.п. организаций салафитского толка, но и за счет шиитов. Если в 2011 году шиитов было 61 из 210 заключенных-исламистов (29%), то сейчас — уже 177 из 439 (40%). В основном прирост произошел за счет арестов после ноябрьских событий 2015 года в Нардаране. Кроме того, отмечу, что каждый год десятки исламистов освобождаются из заключения после отбытия срока. Например, ПЦА насчитал 197 освободившихся только за 5 лет (2011-2015).
— Нужно ли религиозных экстремистов содержать отдельно, чтобы они не имели контакта с другими осужденными, как это делают в других странах? И насколько распространена агитация радикальных взглядов в местах лишения свободы?
— Естественно, что когда количество исламистов достигает почти полутысячи, что соизмеримо, например, с числом заключенных в женской колонии, то возникает искушение отделить их от остальных. Но вот вопрос: для чего? В прошлом, в период СССР, в тюремной системе были такие особые учреждения, которые назывались политизоляторами. В них содержались отдельно от остальной массы осужденных заключенные с социалистическими взглядами, например, меньшевики, эсеры, сионисты, троцкисты.
Предполагалось, что это предотвратит их политическое влияние на остальных осужденных, даст возможность лучше их контролировать. Но даже большевики впоследствии отказались от этой идеи, переведя заключенных-социалистов в обычные исправительно-трудовые лагеря. Дело в том, что в политизоляторах заключенные, которые содержались в политически однородной среде и не работали, находили поддержку у товарищей по идее, приходили в себя морально после следствия и суда, обсуждали злободневные проблемы и даже подсказывали товарищам на воле те или иные тактические ходы. Большое количество единомышленников позволяли им проводить согласованные акции протеста, о которых сообщалось на волю через посещающих тюрьмы членов семей.
Доходило до того, что «изолированные» троцкисты, например, регулярно писали статьи в издававшийся за границей журнал оппозиции (да и сами издавали свой рукописный теоретический журнал). Наоборот, в колониях исламисты разделены небольшими группами, и нахождение в, мягко говоря, недружественной и политически чуждой им среде не стимулирует их особой активности. Хотя это и не исключает отдельных попыток обратить заключенных «в свою веру», как я уже упоминал. Но это уже забота тюремной администрации — найти ответ на этот вызов… Однако, если перевоспитанием осужденных занимаются люди, имеющие самое поверхностное понятие об исламе, то они не будут иметь успеха у заключенных-исламистов, даже если их отселят в самую сверхкрытую тюрьму.