О.БУЛАНОВА
Благодаря обнаруженной на Абшероне нефти Баку очень быстро стал крупнейшим промышленным центром. У всех на слуху такие имена, как братья Нобель, Г.З.Тагиев, М.Мухтаров, М.Нагиев, Ш.Асадуллаев и др.
Но есть еще один человек, имя которого упоминается не так часто. Это Василий Александрович Кокорев (1817-1889), водочный, железнодорожный и нефтяной магнат, меценат и благотворитель, оратор и писатель.
Родившись в российском Солигаличе в старообрядческой семье, он начал с потомственного соляного бизнеса, но не преуспел. Зато преуспел в водочном, к 33 годам став миллионщиком с капиталом около 8 млн. руб.
Некоторые современники утверждали, что эти данные самим Кокоревым сильно занижены, а на деле капитал составлял 30 млн. Разбогатев, сын торговца солью обратил свое внимание на предметы искусства и стал их собирать. В 1862 г. даже открыл для обозрения своих сокровищ первую Московскую публичную картинную галерею с библиотекой и буфетом. На пять лет раньше Третьяковки!
На одном из аукционов Кокорев увидел вещь, совершенно поразившую его воображение: массивный золотой лапоть. Купил и поставил на свой письменный стол. Друзьям объяснял, что он символизирует его самого — разбогатевшего только за счет собственного ума лапотника. Дальше жизнь Кокорева могла бы продолжаться, как и продолжалась, однако неожиданно для всех он решил заняться совершенно новым для всех делом — нефтяным.
Скооперировавшись с бароном Н.Е.Торнау, действительным статским советником Н.Новосельским, купцами И.Мамонтовым и П.Медынцевым, а также присоединившимся позже купцом 1-й гильдии, промышленником и меценатом П.И.Губониным, он зарегистрировал «Закаспийское торговое товарищество» и построил в 1858-1859 гг. в Сураханах нефтеперегонный завод по немецкому образцу для переработки кира.
Это был не просто завод, это был первый в мире завод такого назначения! В разработке проекта принимал участие профессор Мюнхенского университета Юстус Либих, тот самый, который потом весь мир потчевал своим сомнительным мясным экстрактом. Завод был построен по соседству с Атешгяхом. Целью было получить для недавно изобретенных осветительных ламп специальное масло — фотоген — из смолистых сланцев.
Завод, кстати, назвали фотогеновым. Но результаты Кокорева не удовлетворили — немецкая технология обеспечивала крайне незначительный выход продукции. Да оно и неудивительно: кир содержал в себе всего 15% этих масел. Недаром весь ученый мир считал Либиха либо гением, либо фальсификатором, паразитирующим на научной терминологии.
Перед Кокоревым встал вопрос, как повысить рентабельность завода. Он начал собирать информацию и через преподававшего в Московском университете академика Михаила Погодина, с которым был хорошо знаком, вышел на Вильгельма Эдуарда Эйхлера (1821-1891), магистра химии Московского университета. (К слову сказать, к знаменитому тюльпану этот Эйхлер, как пишет некий горе-историк, отношения не имел ровным счетом никакого — тюльпан описал Август Вильгельм Эйхлер (1839-1887), известнейший немецкий ботаник, никогда не бывавший ни в Баку, ни вообще в Российской империи, автор классификационной системы, получившей название «система Эйхлера».)
Кокорев пригласил В.Э. Эйхлера, или, как его звали, Василия Евстафьевича, в 1860 г. — для оказания консультаций. И Эйхлер предложил поменять все. Для начала отказаться от кира и начать вырабатывать осветительные масла непосредственно из сырой нефти, или «колодезной» — как ее тогда называли. Кокорева предложения напрягли — они требовали значительных затрат. Но он рискнул.
Вообще надо сказать, что девиз «Риск — благородное дело» вполне мог подойти этому смелому промышленнику. Отвлечемся от нефти и скажем, что Кокореву был присущ не только риск. Этот человек был невероятно мудр, находил подчас ответы на самые сложные вопросы, которые ему задавали, и практически всегда ответы были правильными. Он отличался и невероятной деловой хваткой, чутьем, красноречием, а также поистине государственным мышлением: писал правительству очень дельные докладные записки на самые разные темы. Его речь о пользе отмены крепостного права ходила в списках. В этом плане дошло до смешного: когда крепостное право было, наконец, отменено, многие считали, что это заслуга Кокорева, а не царя-батюшки.
Но вернемся к Сураханскому заводу. Полученное осветительное масло бывший лапотник, а ныне миллионер, назвал «фотонафтилем». Точнее, не сам, это название предложил все тот же Эйхлер. Хорошее название! «Свет нефти». Жалко, не прижилось: начавшие нефтепереработку четырьмя годами позже американцы предложили именовать получавшийся продукт керосином, и это слово мы употребляем до сих пор. Любопытно, что сам Кокорев не относился к этому заводу очень-то серьезно: он считал, что нефть больших барышей не даст, и занимался ею, так сказать, из любви к искусству. Однако если он что-то делал, то делал со всей отдачей.
Вот и тут не успокоился: качество фотонафтиля и рентабельность завода не могли его до конца удовлетворить. Нужны были еще какие-то иные шаги, новые химики — дело-то тоже новое! Хороших химиков, занимающихся нефтью, было много, однако Кокорев почему-то сделал ставку на практически никому не известного 29-летнего приват-доцента Петербургского университета, не имевшего к нефти никакого отношения.
Приват-доцента звали Дмитрием Менделеевым. В его задачу входило решить, можно ли сделать дело более выгодным. Ежели нет, то закрыть завод. И в 1863 г. Менделеев прибыл в Баку — знакомиться с совершенно новой для него отраслью. Но гений — он потому и гений, что умеет видеть то, чего не видят другие, и не боится влезать в совершенно не знакомую область.
Три недели, что Менделеев провел в Сураханах, коренным образом изменили всю дальнейшую судьбу нефтяной промышленности России. Кокорев тоже имеет к этому изменению самое непосредственное отношение: он же «углядел» Менделеева! Работа была проделана огромная: начиная от эскизов нового бурильного оборудования и кончая полностью измененным технологическим циклом. Работал Менделеев совместно с Эйхлером.
Результаты были впечатляющими: несмотря на то, что цены на керосин стали падать, завод в Сураханах стал приносить существенный доход. Через 10 лет после завершения этих работ Менделеев писал: «…приемы переработки нефти… очевидно, ни от кого не заимствованные, могли быть поучительными для многих». Вскоре Кокорев по его же совету приступил к добыче нефти методом бурения, отказавшись от традиционной добычи с помощью рытья колодцев. Мировое признание не заставило себя ждать: если первая партия фотонафтиля долгое время не находила сбыта, то уже в 1862 г. на Всемирной выставке в Лондоне продукция Сураханского завода получила серебряную медаль.
На Московской мануфактурной выставке 1865 г. продукция получила Большую серебряную медаль. Эта медаль стала первой наградой на всероссийских выставках для нефтепродуктов, полученных на собственных промыслах. До этого лучшим считалось т.н. пенсильванское масло. Однако кокоревский фотонафтиль и горел лучше, и запаха не давал, и был чище этого импортного керосина.
В 1867 г. Кокоревский завод принял участие во Всемирной выставке в Париже, а на Всероссийской мануфактурной выставке в Санкт-Петербурге в 1870 г. получил уже высшую награду. А Закаспийское торговое товарищество «за приготовление из кавказской нефти осветительных масел весьма высокого качества» получило «право употребления на вывесках и изделиях изображения Государственного герба».
В 1872 г. произошло судьбоносное событие в истории нефтяной промышленности России: отмена системы сдачи нефтяных промыслов на откуп, которая только тормозила развитие отрасли. В этом была огромная заслуга и Василия Кокорева, который протестовал против нефтяного откупа еще в 1865 г. и всячески пытался донести эту мысль до правительства, в том числе и в СМИ.
Так, он писал: «Препятствием к расширению завододействия служит существующий в крае откуп на нефть. Завод должен приобретать нефть от откупщика, платя за каждый пуд сырой нефти 45 копеек, а т.к. на пуд фотонафтиля потребно оной 2,5 пуда, то, следовательно, за сырой продукт, почти ничего не стоящий, надобно заплатить при самом начале завододействия 1 рубль 12,5 копеек». Однако обострение конкурентной борьбы, отставание от американской нефтяной промышленности требовали от Кокорева очередных смелых шагов, и он решил совместно с Губониным создать крупное акционерное общество, в сферу которого входили бы как добыча нефти, так и производство из нее продукции и дальнейшая ее реализация.
В 1873 г. компаньоны приступили к созданию Бакинского нефтяного общества (БНО). В начале 1874 г. первая акционерная вертикально интегрированная нефтяная компания была учреждена. Основной капитал составил 2 млн. 500 тыс. руб. и обеспечивался выпуском 25 тыс. акций номиналом 1,25 руб. каждая. Уже через три года БНО достигло впечатляющих результатов, компания стала лидером российской нефтяной промышленности.
В 1875 г. известный специалист в области переработки нефти, инженер-технолог А.Летний писал про завод в Сураханах, что его «…можно принять за образцовый как по количеству выработки, так и по качествам фабриката». БНО включало в себя теперь не только Сураханский завод, но и другие заводы, нефтяные скважины, флотилию, базирующуюся на Зыхе, причал в Баку со своими судами, Бакинскую контору, 11 агентств и 4 «комиссионерства» в разных городах империи. А также склады, недвижимость, магазины и т.п.
В 1879 г. был пущен в эксплуатацию керосинопровод от Сураханского завода до пристани Зых. В Швеции был заказан танкер «Сураханы» стоимостью $75 тыс. на 5 тыс. т керосина. Расширялся ассортимент, включая в себя практически все продукты нефтепереработки. Основным, конечно, оставался керосин. Его поставляемое на рынок количество позволило начать постепенно освобождать российский рынок от засилья американского керосина.
Казалось бы, у БНО были все перспективы стать ведущим предприятием на нефтяном рынке, но возникли братья Нобель, другие конкуренты, да и Кокорев отошел от нефтяных дел. В 1889 г. он, впавший за смелые высказывания и мудрые мысли в немилость, уже далеко не миллионер, распродавший из-за финансовых трудностей даже коллекцию произведений искусства, скончался от сердечного приступа. За гробом шли лишь несколько его друзей-старообрядцев…