Точка зрения, Эхо

10 вопросов относительно нового контракта «Азери-Чыраг-Гюнешли»

inglab-ingilab-axmedov-tochka-zreniaИнгилаб АХМЕДОВ

14 сентрября 2017 г. в Баку был подписан контракт на разработку блока месторождения «Азери-Чыраг — Гюнешли» (АЧГ) в азербайджанском секторе Каспия до 2050 г.

Новый контракт со многих позиций выглядит уникальным и в истории СРП по праву может считаться беспрецедентным.

Во-первых, контракт будет действовать до 2050 г., а, значит, имеет продолжительность минимум в 32 года. Обычно СРП контракты заключаются на 25 лет. Есть, конечно, более длительные, как например Кашаган в Казахстане, который заключен на 40 лет. Но это исключение.

Во-вторых, предусмотренный контрактом объем бонуса в 3,6 млрд доллара является «из ряда вон выходящим». Даже первый контракт АЧГ, который предусматривал в общей сложности 300 млн долл. бонуса считался самым большим в истории СРП. А нынешний — вовсе фантастический.

Обычно, большие бонусы предусматривают контракты, заключенные на заре развития страны, и разработки больших реурсов, когда страна, с целью стабилизации макроэкономической и социально- экономической ситуации остро нуждается в помощи извне. Зачем компании и правительство Азербайджана согласились на оплаты такой большой суммы после 23 лет разработки углеводородов в Азербайджане, остается, только гадать. Ясно одно. Чем больше объем бонуса, тем меньше добывающая страна может расчитывать на прибыльный объем нефти от контракта.

В-третьих, нынешний контракт является неким продолжением предыдущего, что также уникальный случай в истории СРП. С одной стороны данный контракт можно рассматривать как новый, но с другой, он действует на том же месторождении, а значит пользуется дивидендами инвестиции предыдущего контракта. Посему трудно четко разграничить, где кончается старый контракт и начинается новый. Соответственно трудно оценить выгоду данного контракта для страны в чистом виде.

Учитывая вышесказанное, и строгую конфиденциальность самого контракта имеется ряд вопросов, которые и хотим озвучивать в этой статье и будем рады получить на них ясные ответы.

В рамках предыдущего контракта АЧГ, правительство Азербайджана, еще за 7 лет до завершения срока его окончания было на максимально выигрышной позиции, так как, согласно формуле деления прибыльной нефти, оно должно было продолжать получать 75-80% добычи (за вычетом операционых и минимальных капитальных расходов) без каких-либо дополнительных затрат. Что послужило причиной сворачивания столь выгодной действующей схемы и заключение нового контракта именно сейчас?

Типичный СРП контракт (да и любой другой тип контракта) предполагает колоссальные затраты именно на первом его этапе реализации, преимущественно иностранными компаниями, которые возмещают этот риск и затраты получением большей доли доходов на первом этапе, пока внутренняя норма прибыли не достигнет определенного уровня. Если и в данном контракте соблюдается общепринятый принцип, то означает ли это, что Азербайджан с нынешней выигрышной, примерно 75% прибыльной нефти, должен начать получения 25%, пока новый проект не достигнет нужного уровня внутренней рентабельности?

Если считать, что месторождение АЧГ в основном освоено, и в новом контракте остается лишь благодаря новым технологиям углубить процесс добычи, тогда означает ли это то, что в этом случае отпадет необходимость осуществления крупных инвестиций, и следовательно иностранные компании никогда не будут получать общепринятые (75-80%) высокие проценты прибыльной нефти?

Расчеты экспертов относительно предыдушего контракта, предусматривали при средневзвешенной цене нефти на мировом рынке в 60 долл. получение Азербайджаном 200 млрд долл дохода, при том что все иностранные компании суммарно могли расчитывать на приблизительно 40 млрд долларов чистого дохода. Иностранные компании свои доходы получили почти в полном объеме. А вот Азербайджан из-за приостановления контракта раньше срока не дополучил примерно 70-80 млрд. долларов. Означает ли это то, что иностранные компании, умудренные знанием тонкости СРП контрактов, «перехитрили» правительство?

Предыдущий контракт при суммарных инвестициях примерно в 30 млрд долл., принес стране 125 млрд. долл., при том, что вся необходимая инфраструктура для добычи и прокачки нефти за рубеж, включая строительство БТД, была построена с нуля. Какой объем доходов предполагает Азербайджан получать от нынешнего контракта при объявленных 40 млрд долл. инвестиций?

Означает ли увеличение доли SOCAR с 11, 6 % до 25 % в АЧГ соразмерное увеличение бремени национальной компанией новых инвестиций и если да, то как компания собирается найти средства в нынешней неблагопритяной для нее ситуации?

В истории СРП еще не было случая оплаты стране 3,6 млрд долл. бонуса. В чем была необходимость предусмотреть в контракте такого большого объема бонуса, не есть ли это частичная компенсация Азербайджану в переходе от нынешней выигрышней ситуации к новым — менее выгодным условиям?

Компенсируют ли иностранные компании каким-то образом оплаченные бонусы посредством возмещения затрат или это премия стране из чистой прибыли? Пока суммы бонуса были маленькими, данный вопрос носил риторический харктер, хотя внятного ответа мы и в бытность предыдущих контрактов не получали, но ныне сумма бонуса такая большая, что данный вопрос становится более чем принципиальным?

Азербайджан в части открытости контрактов долгое время считался хорошим примером не только для региона, но и мира, когда контракт АЧГ, Шахдениз и др. можно было беспрепятственно найти в открытом доступе. В чем необходимость столь жесткой конфиденциальности данного контракта?

Прозрачность контрактов является неотъемлемой частью ИПДО обязательств, хотя и носит данный момент опционный характер. Какова реакция на закрытость данного контракта госкомиссии по прозрачности в добывающих отраслях?

Учитывая важность и судьбоносность контракта, было бы полезно организовать круглый стол с участием всех заинтересованных сторон, включая независимых экспертов и гражданских активистов, чтобы обсудить данные вопросы в режиме открытой дискуссии. Обсуждения помогли бы также дальнейщему мониторингу реализации контракта, выполнению обязательств компаний по охране окружающей среды, занятости национальных кадров и социальных проектов.