Сабина АЛИЕВА
Когда мы говорим о медицине, мы говорим, прежде всего, о представителях данной благородной профессии, которые посвятили свою жизнь нелегкому делу спасения человеческих жизней. Но спасение этих самых жизней не должно сводиться исключительно к механическим манипуляциям по осмотру, постановке диагноза и выписке рецепта.
Спасение человеческой жизни — гораздо более обширное и сложное понятие, чем это может показаться на первый взгляд…
«Проходите, сейчас мы проведем диагностику с помощью МРТ, ничего страшного, не волнуйтесь, процедура длится немного дольше, чем обычное УЗИ, но зато мы убедимся, что с вами все в полном порядке», — прощебетала молодая врач пациентке у регистратуры одной из частных клиник Баку.
Женщина лет 50 с небольшим выглядела подавленно, видно было, что ей хочется, чтобы все побыстрее закончилось.
«Не убедитесь… вы убедитесь лишь в том, что у меня рак желудка и вы должны только проверить, насколько далеко он распространился, есть ли метастазирование и инвазия в поджелудочную железу», — хладнокровно ответила пациентка.
Молодая врач удивленно распахнула свои густо подведенные глаза и неуверенно пробормотала: «Так вы в курсе своего диагноза? Как так можно, что за врачи пошли, почему же вам озвучили ваш диагноз…»
Диалог, невольной свидетельницей которого стала автор данной точки зрения, навел на размышления о том, а должны ли врачи скрывать до последнего «тяжелые» диагнозы от пациентов, или нужно делать вид, что все прекрасно и нужно лишь немного подлечить обострившийся гастрит? Оповестив родственников об истинном заболевании и уже посредством родственников направляя пациента на необходимые процедуры, манипуляции, вмешательства и прочие мероприятия, направленные на спасение или максимально возможное продление жизни больного, врачи, как бы снимают с себя этическое бремя.
Правильно ли это — вопрос сложный, но в Азербайджане врачи в подавляющем большинстве случаев предпочитают озвучивать подобный диагноз все же не напрямую пациенту, а в общении с родственниками больного. Соответственно, сообщать истинный диагноз или скрывать его — решение, которое принимают родственники.
Этично это или нет? С одной стороны, далеко не всегда сладкая ложь хуже горькой правды, но с другой стороны получается, что врачи вместе с родственниками, скрывая настоящий диагноз от больного, просто отнимают у него возможность что-то успеть сделать в своей жизни, которая может закончиться намного раньше, чем он на то рассчитывает.
Отношение к данному вопросу у нас и в странах Запада резко отличается. Отечественные эскулапы, как мы уже отмечали выше, предпочитают избегать момента озвучки смертельных диагнозов, тогда как в странах Запада врач предельно откровенен со своим пациентом, так как просто не имеет права скрыть истинный диагноз. Но что говорит сама система здравоохранения об этом?
«Окружи больного любовью и разумным убеждением, но главное — оставь его в неведении того, что ему предстоит, и особенно того, что ему угрожает», — рекомендовал своим последователям Гиппократ, самый авторитетный теоретик врачебного дела в эпоху античности и средних веков.
За этим советом — представление о болезни в первую очередь как о страдании, облегчить которое призван врач. С этой точки зрения вполне достаточно, чтобы больной лишь выполнял указания и назначения эскулапа, а его сознание не было обременено знанием о возможных неблагоприятных прогнозах (в том числе и о смертельной опасности), усугубляющих физическое страдание.
«Кто вам дал право говорить мне об этом?», — вырвалось у Зигмунда Фрейда, узнавшего о том, что у него рак. Основатель психоанализа был, безусловно, человеком мужественным и любознательным, но не видел смысла носить в себе ужас, который невозможно предотвратить. И более того, считал, что врач не вправе взваливать на пациента такое бремя.
Кроме того, по мнению приверженцев этой традиции, «страшный» диагноз осложняет лечение. Уже давно доказано, что эффект плацебо действует в обе стороны, и если пациент уверен, что ему уже ничто не поможет, эффективность практически любого лечения ощутимо снижается. Также известно, что часть больных диагноз-приговор может подтолкнуть к весьма опрометчивым шагам.
Во многих публикациях по этой теме описан конкретный клинический случай: некий врач-онколог сообщил неутешительный диагноз пациенту, производившему впечатление спокойного, уверенного и уравновешенного человека. Тот выслушал рекомендации, взял направление на дополнительные анализы и госпитализацию, поблагодарил врача, вышел в коридор и выбросился из окна.
Впрочем популярность данной истории у защитников тайны диагноза наводит на мысль, что она едва ли не уникальна. Но кто знает, сколько больных, узнав об истинном положении дел, отказались от лечения или просто утратили желание и силы сопротивляться своей болезни?
Однако, несмотря на все эти пространные рассуждения, в европейской медицинской традиции сокрытие диагноза от пациента всегда было скорее правом врача, чем его обязанностью. Дело в том, что этот подход таит в себе неустранимую этическую проблему. Его сторонники обычно пользуются благозвучными фразами типа «сокрытие диагноза».
В том случае, если врач в самом деле хочет, чтобы больной не догадывался о своей обреченности, он должен лгать и лгать как можно убедительнее. В ответ на напряженные вопросы «Доктор, что со мной? Что меня ждет?» нельзя отмолчаться, переменить тему или беззаботно бросить «Да зачем вам это знать? Выполняйте назначения, а остальное — не ваше дело!» — больной сразу поймет, что дело плохо.
Впрочем советскую медицину такие этические тонкости не смущали: диагнозы в ней фальсифицировались регулярно, причем, не только тогда, когда речь шла о неизлечимых смертельных болезнях. Заведомо ложные диагнозы вписывались и в истории болезни участников испытаний оружия массового поражения, и в справки о смерти заключенных, выдаваемые их родственникам. И это были не эксцессы, не злоупотребления отдельных медиков, а, наоборот, обязательные требования, от выполнения которых врачи практически не могли уклониться. То же самое относилось и к безнадежным больным.
В то же время в мировой медицине такой подход стал сдавать свои позиции еще с середины XX века. Сегодня в странах Запада он просто невозможен: принятые там стандарты и правила взаимоотношений врача и пациента требуют предоставления последнему всей информации о его заболевании, применяемых средствах лечения и их возможных последствиях.
Причин для столь решительного поворота было несколько. Западные медики на практике убедились: как ни опасна для больного жестокая правда, милосердная ложь может натворить гораздо больше бед. Ложный или приукрашенный диагноз может побудить больного отказаться от радикального лечения. Но на Западе к подобному подходу пришли не сразу. Там пристальное внимание уделялось и продолжает уделяться вопросам коммуникации в здравоохранении.
У нас в стране данные вопросы, увы, все еще не решены. Очень часто коммуникации между врачом и пациентом нет вообще никакой, а между тем она играет огромную роль в здравоохранении. Уже давно доказано, что правильно преподнесенная населению информация способна защитить здоровье миллионов. Но если нет коммуникации, то, видимо, отечественные врачи еще не готовы напрямую объявлять страшный диагноз пациентам. Здесь уместно напомнить, что некоторое время тому назад Министерством здравоохранения Азербайджана был принят стратегический план развития, который подразумевает развитие коммуникационных отношений между врачами и пациентами.
В нем есть пункт о повышении медицинской культуры, знаний, в том числе о наиболее распространенных заболеваниях среди населения. Возможно, что когда данный документ заработает в полную силу и мы придем к тому, что врачи будут не только лечить, но и разговаривать со своими пациентами, а при необходимости сообщать истинный диагноз…